Борис Тимофеевич - Э.Булавин
Сергей - Г.Ефимов
Зиновий Борисович - В.Радзиевский
Работник - В.Федоркин
Аксинья - Д.Потаповская
Кучер - В. Штефуца
Задрипанный мужичонка - Л. Елисеев
Дворник - В. Попов
Приказчик - М. Тюремнов
Священник - Е. Максименко
Работники - В. Штефуца и Н. Козлов
Квартальный - В. Генералов
Городовой - К. Могилевский
Учитель - М. Матвеев
Старый каторжник - Г. Дударев
Часовой - Е. Коренев
Сонетка - Н. Исакова
Каторжница - О. Борисова
Унтеры - М. Тюремнов и В. Попов
Хор и оркестр Государственного Московского музыкального театра
имени К. С. Станиславского и Вл. Немировича – Данченко
Дирижер Г. Проваторов
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Картины 1, 2, и 3-я
Музыка сразу вводит слушателя в гнетущую атмосферу
драмы. Под душными сводами купеческого дома, отгороженного высокими заборами от всего остального света, томится,
изнывая от скуки, Екатерина Львовна – супруга именитого
купца Зиновия Борисовича Измайлова. Кругом ни живой
души, ни единого приветливого слова, только грубые попреки
тиранствующего снохача-свекра Бориса Тимофеевича – «Не
жизнь, а каторга».
Картины одна непригляднее другой, рисуют заскорузлый
быт купеческого домостроя, в тисках которого, словно птица
в клетке, мечется героиня оперы. Вот под вальсовую музыку иронический подтекст к распеваемым ими патриархальным
куплетам – работники и работницы провожают в путь-дорогу
отъезжающего на мельницу Зиновия Борисовича. А вот дикая в своем глумлении над молодой женщиной сцена расставания супругов, достойная аналогичных картин Салтыкова-Щедрина: под грозные окрики и скабрезные намеки старика-самодура, сопровождаемые дурацкими «ага» его немощно-
хилого отпрыска. Катерина клянется на иконе в верности
своему повелителю. Ужасная, отвращающая картина! Ей не
уступает и следующая сцена: веселая оргия дворовой челяди,
потешающейся над девкой Аксиньей (эту картину соединяет
с предыдущей симфонический антракт). Лишь появление и
вмешательство самой барыни прекращает непристойную забаву. Захваченная озорством главного ее зачинщика – работника Сергея, Екатерина Львовна борется с ним на глазах
у всей дворни. Точно из-под земли вырастает угрожающая
фигура свекра.
Стремительно развиваются события, в которых симфонические антракты играют роль своеобразных ускорителей драматического действия.
Снова внутренние покои семьи Измайловых. Екатерина
Львовна у себя в спальне. Отзвучали острые, бурлящие
ритмы симфонического антракта, соединяющего 2-ю и 3-ю
картины. Радостное настроение, охватившее было Катерину
после встречи с Сергеем, уступило место музыке гнетущей
скуки и тишины: «Спать пора». Как голос трагически неотвратимого конфликта звучит нежная лирика ее ариозо тоски посчастью. Естественная жажда жизни толкает Екатерину
Львовну в объятия Сергея: «мужняя жена» становится любовницей.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Картины 4 и 5-я
Второе действие – одно из наиболее драматичных в опере.
Оно открывается монологом-характеристикой Бориса Тимофеевича. Похотливый старик вспоминает годы разгульной жизни
и, распалившись, решает идти к Катерине. Но доносящиеся
сверху голоса открывают ему страшную тайну. Спрыгнувший
с балкона Сергей попадает в цепкие объятия рассвирепевшего
старика, который на глазах у обезумевшей Катерины учиняет
над ним дикую расправу. Запоротого до полусмерти Сергея
уносят до следующей экзекуции в кладовую, а сам палач садится закусить грибками, в которые Катерина успела подсыпать крысиного яда.
Отчаяние пробудило в ней чувство протеста: «Не принесу.
Смею!» – бросает она в лицо своему мучителю-свекру, когда
он, отравившись грибами, просит Катерину принести воды.
Картину дорисовывают гротесково написанные хоровая сценка
работников, вышедших спозаранку на работу, и фривольно-поучительные куплеты попа, прибежавшего отслужить панихидку по умершему.
На этом четвертая картина оканчивается. Комическую
сцену-гротеск перебивает симфонический антракт в форме
пассакалии, с напряженными ходами в виолончелях, контрабасах и фаготах, с трагическими возгласами труб. Музыка
огромной захватывающей силы, драматически нарастая, переносит слушателя в мир глубоких переживаний, обращенных
к развертывающейся социальной трагедии.
Спальня Катерины. Вся во власти своих чувств к Сергею,
Катерина готова на любой шаг, чтобы удержать его (прикидываясь влюбленным, Сергей недвусмысленно намекает, что
хотел бы стать полноправным хозяином дома). Но тревога
и страх не оставляют ее. Вот и сейчас мерещится ей отравленный Борис Тимофеевич, его угрожающий голос. В ужасе зовет
она на помощь спящего как ни в чем не бывало Сергея.
Наступившую напряженную тишину нарушают чьи-то шаги.
Это, сопровождаемый торжественно-петушиными фанфарами,
(намек на претензию этого ничтожно-жалкого человечка ка-
заться грозным), вернулся из поездки Зиновий Борисович.
Сергей прячется. Завязывающаяся перебранка оканчивается
вторым убийством. Под настороженно-тревожный маршик
труп Зиновия Борисовича спускают по лестнице в погреб.
С возрастающим напряжением звучит маршевый мотив у за-
сурдиненного тромбона.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Картины 6, 7 и 8-я
Екатерина Львовна и Сергей перед венчанием: она терзаемая мыслью о совершенном преступлении, он – чувствующий себя хозяином.
На опустевшую сцену вваливается с пьяной песней Задрипанный мужичонка. В поисках поживы он взламывает замок
погреба и обнаруживает труп Зиновия Борисовича. В ужасе
бежит он в полицию. Не умолкая ни на минуту, музыка
беснуется, кричит, разнося, страшную весть.
Симфонический антракт непосредственно переходит в сцену.
На съезжей (пародийная сценка-шарж, взятая из Салтыкова-Щедрина) российские «фараоны» глубокомысленно-уныло
толкуют о незавидности своей службы: «Наше жалованье
скудно, брать же взятки очень трудно». Автоматически тупо,
в духе не рассуждающего повиновения околоточному вторит
хор полицейских. Сценка с богохульником-нигилистом, осмелившимся исследовать «есть ли душа у лягушки», затем нежданное появление работника Измайловых с известием о
найденном трупе заметно всех оживляют. В предвосхищении
богатой поживы и скандального разоблачения именитой
купчихи, не пригласившей на свое торжество никого из блюстителей порядка, вся компания устремляется к Измайловым.
Обгоняя события, в оркестре (симфонический антракт между
седьмой и восьмой картинами) появляется тема свадебного
фугато, безумолчно звучит долбящий четырех звучный мотив.
Восьмая картина – свадьба в доме Измайловых. Торжественно звучит вступительное оркестровое фугато. Гости чествуют новобрачных – Екатерину Львовну и Сергея Филиппыча.
Под возгласы «горько» молодые целуются. Совсем в духе народного свадебного ритуала звучит «славление» невесты:
«А кто краше солнца в небе? » Но постепенно все оборачивается гримасой и гротеском. Не по сану развеселившийся
священник, знакомый слушателю по первому действию, пускается в неприличные каламбуры, все чаще раздаются пьяные
голоса упившихся гостей.
Лишь Катерина внутренне насторожена и напряжена.
С ужасом замечает она сорванный замок на погребе. Надо бежать. Нельзя медлить ни минуты. . . Но поздно. Четырех звучный мотив возвещает о приближении полицейских. Не в силах
совладать с гнетущим ее чувством, Екатерина Львовна сама
торопит свой арест («Не тяните, вяжите»). Вместе с нею
вяжут и пытающегося бежать Сергея. Все рухнуло, конец
счастью.
Но кульминация драмы еще впереди. Тяжелые испытания
не сломили светлого чувства любви молодой женщины. Отправляясь на каторгу, Катерина еще верит в возможность
своего счастья с Сергеем. И только открывшаяся ей страшная
правда – цинизм и глумление над ее чувствами того, кому
отдала она свое сердце и свою жизнь, окончательно надламывающее силы.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Финальное действие оперы, как и все предыдущие, соединяет в себе самые различные жанры – сатиру и лирику, трагедию и гротеск. Но, начиная со скорбного хора каторжников
и лирической сцены Катерины с Сергеем, ее драматического
монолога-отчаяния, циничного поведения Сергея и кончая
ужасающей своей бесчеловечностью сценой улюлюканья каторжниц над несчастной, обманутой женщиной, все несет на
себе предвестие трагической развязки. И она наступает. Последний душе раздирающий монолог-исповедь, трагически-
кощунственная сцена-гротеск Сергея с Сонеткой и, увлекая
за собой свою соперницу, Катерина бросается в воду. Овеянный щемящей тоской, звучит заключительный суровый хор
уходящих в далекий путь каторжан.
* * *
«Катерина Измайлова», либретто А. Прейса и Д. Шостаковича, – вторая опера композитора (первая – «Нос» по
Гоголю), была написана им в 26-летнем возрасте, в 1932 году.
Ее появление сразу же привлекло к себе острое внимание
музыкальной и театральной общественности. Оперу почти
одновременно поставили Малый оперный театр в Ленинграде
(дирижер и художественный руководитель С. Самосуд, постановка Н. Смолича, художник В.Дмитриев; премьера состоялась 22 января 1934 г.) и Музыкальный театр имени В. И. Немировича-Данченко в Москве (дирижер Г. Столяров, режис-
сура Б.Мордвинова, художник В. Дмитриев, руководитель
постановки В. И. Немирович-Данченко; премьера – 24 января
того же года). 26 декабря 1935 года состоялась премьера новой постановки «Катерины Измайловой» в филиале Большого
театра СССР (дирижер А. Мелик-Пашаев, постановка Н. Смолича, художник В. Дмитриев).
Настоящая запись воспроизводит оперу в авторской редакции 1963 года, в которой она исполняется и сейчас в Музыкальном театре имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко (премьера – 8 января, дирижер Г. Проваторов, постановка Л. Михайлова, художник И. Сумбаташвили).
Заново написан симфонический антракт между первыми
двумя картинами (на музыкальном материале озорной сцены
с Аксиньей); внесены изменения в музыку «сцены обольщения»
(третья картина первого действия) и симфонического
антракта между седьмой и восьмой картинами. Редакция
1963 года коснулась, главным образом, вокальных партий, их
тесситурного облегчения. Руководствуясь, по-видимому, желанием подчеркнуть идею оперы, ее критическую направленность,
композитор приписал в хоровую партию каторжан новую
дополнительную строку – голос старого каторжанина, вложив
в его уста следующие слова: «Ах, отчего это жизнь наша
такая темная, страшная? Разве для такой жизни рожден
человек!»
Исправлениям подвергся и литературный текст оперы.
С. Шлифштейн
Комментариев нет:
Отправить комментарий